Заявки в хронологическом порядке

Читаю я: "Сергей Есенин",
А вижу - листопад осенний,
Как в вихре листьев одноногий
Выходит в серый клён к дороге.
В тоске он тянет руки к небу:
Быть может счастье там, где не был?
Так и застыл здесь у дороги
Неугомонный клён в тревоге.

Смотрю я на обычную берёзку,
Одетую нарядно, но не броско,
А вижу девушку я скромную, хорошую,
В платке ажурном, на плечи наброшенном,
Она покинула подружек хоровод,
Стоит в сторонке, счастья ждёт.

Благодаря Есенину Сергею,
Открывшему в природе тайны силу,
Я вижу куст рябины, что не греет,
Хотя горит огнём неугасимым,
Смотрю ли я на звёзды в восхищении,
Пленяясь красотою их манящей,
А вспоминается Есенин,
так много и душе, и сердцу давший...

Шепчутся деревья, пламя небо лижет,
Впереди далекий путь нелегкою тропой,
Брось свои печали, лучше сядь поближе
И еще раз песню ту пропой.
Может, просто больше не бывать такому,
Может, просто мы с тобой немного на войне.
Сверим наши струны, новый мой знакомый.
Чтобы быть уверенней вдвойне.

Припев: Слушай и скажи мне, верно ль я пою
Песню, что сегодня ты мне дал с собой,
Может, мне случится сочинить свою, -
Чтобы с нею тоже и в путь и бой!

Вроде бы недавно рядом мы сидели
И из одного с тобой хлебали котелка.
Но легли меж нами версты и недели.
И минута эта далека.
Пусть сжимает сердце горечь и досада,
Пусть еще осталось много неотложных дел,
Все же ты однажды сделал то, что надо,
Только за собой не доглядел.

Припев: Но в дороге дальней и в лихом бою
Песню, что ты дал мне , я ношу с собой,
Я тебе сегодня сочинил свою –
С нею тоже можно и в путь и в бой!

В ней грустят гитары, в небо рвется пламя,
В ней слова простые и бесхитростный мотив.
Ты еще, дружище, прошагаешь с нами
Все, что не успел тогда пройти.
Снова на привале круто чай заваришь
И тогда мы в отблеске закатной полосы
Сверим наши песни, старый мой товарищ,
Как сверяют главные часы.

Припев: Слушай и скажи мне, верно ль я пою?
Помнишь, эту песню ты мне дал с собой.
Я тебе сегодня подарил свою.
С нею тоже можно и в путь и в бой

В госпитальном сквере спит тишина,
Городская суета не слышна,
Бьётся в щели звуковая волна
Из окна.
На кровати учит ноты солдат,
Льётся голос как живая вода,
Держит оперный ведущий солист
Нотный лист.
Он не так давно на сцене стоял,
Восхищая переполненный зал.
Вновь звучит на пересохший губах
Старый Бах.

Кантата рвалась наружу из больничной палаты,
Вибрато тревожно билось о виски.
Набатом стучали звуки в перепонки солдатам,
Зажаты в тиски.

А в другой палате тот, кто с трудом,
Тоже петь пытался раненым ртом,
Под повязкой половина лица
У бойца.
У него другой мотив в голове
«Группа крови _ на рукаве»,
Зазвучал кантате наперебой
Виктор Цой.
Он не знал, что значит джаз или рок,
Из колонии и сразу на фронт.
Но в своём оркестре как рядовой
Принял бой.

У контузии автограф кривой,
Без разбора бьёт по передовой;
Сохранились только воля и дух,
Но не слух.
Ты представить разве мог, Иоганн,
То, что с Виктором средь боли и ран
Зазвучишь ни в ритм, ни в такт и ни в лад,
Невпопад?
Эта музыка из разных времён,
Как те двое, что из разных племён;
Но летит в надежде общих побед
Их дуэт.

Пределы не могут сдерживать напор децибелов;
Из тела сползала на пол глухота,
Взлетели две песни рядом, алым цветом осели
На белых бинтах.

Хватались сосны за скалу, росли все выше,
Корнями влагу из земли пытались выжать.
Внизу куражилась река, дарила влагу
И каменистым берегам, и всем корягам.

Березки хвастались листвой словно невесты,
Соперничаю меж собой, дрались за место.
И только таволга, прихлебывала лето,
Дарила белые неброские букеты.

Сидели люди на плоту, не понимая,
Как можно эту красоту постичь умами,
А неба цвет то голубой, то темно серый,
И речка словно жизнь - то отмели, то шверы.
Припев
На Мане реке
От судьбы вдалеке
Замедляет свой бег
Век.
Он замуж звал в четвёртый раз, но всё ж, похоже,
Боялся выслушать отказ, почти до дрожи.
Уж от руки и сердца мало что осталось,
Он был не молод и хромал, но гнал усталость.

Он столько планов рисовал на тот остаток,
Что не успеть осуществить за тридцать с гаком.
То канарейкой, то орлом вещал красиво,
Все обещая стол и дом на перспективу.

Молчала женщина, боясь обидеть словом,
Что к переездам и боям уж не готова.
Что жить давно уже привыкла в одиночке,
И как оставить неженатого сыночка?

Припев
Покой захватывает в плен, и жизнь проходит,
Но ей не надо перемен, как и природе.
И лишь река, вращая стрелки циферблата,
Несёт её к нему на тот седой остаток.

И лишь река куда-то мчится бесконечно,
Ну а земля по берегам уходит в вечность.

1.Есть на свете места, где так хочется просто дышать
Где свобода раскроет сердца наполняя любовью.
Прикоснувшись однажды захочется больше (ближе)узнать
Тихим ветром на миг став, и пролетев над землею
Здесь родители выросли, здесь мой отчий дом
По траве шелковистой
Я пройдусь босиком.

Припев:
В васильковое поле окунусь с головой
Здесь на вольном просторе
Край любимый, родной!
Наполняется светом, отдыхает душа
Это место святое - здесь Россия моя

2.Красотою любуюсь , горжусь я страною своей,
И в величье твоём отражается славная сила.
Сердцу дороги эти места Отчизны моей
Благодарна судьбе, что навек мне тебя подарила
Знаю я державу свою никогда не предам
Достоянья святые твои никому не отдам

Вот это для мужчин —
Рюкзак и ледоруб,
И нет таких причин,
Чтоб не вступать в игру.
А есть такой закон —
Движение вперед —
И кто с ним не знаком,
Hавряд ли нас поймет.

Припев:
Прощайте вы, прощайте,
Писать не обещайте,
Hо обещайте помнить
И не гасить костры.
До после восхожденья! ~
До будущей горы!

И нет там ничего —
Hи золота, ни руд, —
Там только и всего,
Что гребень слишком крут,
И слышен сердца стук,
И страшен снегопад,
И очень дорог друг,
И слишком близок ад.
Припев.

Hо есть такое там —
И этим путь хорош —
Чего в других местах
Hе купишь, не найдешь:
С утра подъем, с утра
И до вершины бой —
Отыщешь ты в горах
Победу над собой.
Припев.

— Ах, дорога, дорога,
Знакомая синяя птица!
Мне давно полюбилась
Крутая твоя полоса.
Зной пустынь, шум тайги,
Золотые степные зарницы
У истоков твоих
Основали свои полюса.
По лицу твоему
Проползают ночные туманы,
Караваны машин
Топчут шинами тело твое,
Над твоей головой
Зажигаются звезд караваны,
А в ногах твоих солнце,
Как путник твой вечный, встает.
— Ах, дорога, дорога,
Куда же летишь ты, куда ты?
— Я лечу по горам,
Удивляюсь, куда ж занесло.
Я беру и швыряю
Бубновые масти заката
На твое ветровое,
Видавшее виды стекло.
Как веселые зайцы
Выпрыгивают повороты,
Развеваются ветры,
Как плащ за моею спиной.
Дорогая дорога,
Живущего мира ворота,
Отворись предо мной,
Отворись предо мной.

Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.
Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.
И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.
И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.
Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.

Вот комната эта - храни ее Бог -
Мой дом, мою крепость и волю.
Четыре стены, потолок и порог,
И тень моя с хлебом и солью.

И в комнате этой ночною порой
Я к жизни иной прикасаюсь.
Но в комнате этой, отнюдь не герой,
Я плачу, молюсь и спасаюсь.

В ней все соразмерно желаньям моим -
То облик берлоги, то храма, -
В ней жизнь моя тает, густая как дым,
Короткая как телеграмма.

Пока вы возносите небу хвалу,
Пока укоряете время,
Меня приглашает фортуна к столу
Нести свое сладкое бремя.

Покуда по свету разносит молва,
Что будто я зло низвергаю,
Я просто слагаю слова и слова
И чувства свои излагаю.

Судьба и перо, по бумаге шурша,
Стараются, лезут из кожи.
Растрачены силы, сгорает душа,
А там, за окошком, все то же.

В склянке темного стекла
из-под импортного пива
роза красная цвела
гордо и неторопливо.
Исторический роман
сочинял я понемногу,
пробиваясь как в туман
от пролога к эпилогу.Были дали голубы,
было вымысла в избытке,
и из собственной судьбы
я выдергивал по нитке.
В путь героев снаряжал,
наводил о прошлом справки
и поручиком в отставке
сам себя воображал.Вымысел — не есть обман.
Замысел — еще не точка.
Дайте дописать роман
до последнего листочка.
И пока еще жива
роза красная в бутылке,
дайте выкрикнуть слова,
что давно лежат в копилке: каждый пишет, как он слышит.
Каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит, так и пишет,
не стараясь угодить…
Так природа захотела.
Почему?
Не наше дело.
Для чего?
Не нам судить.

­То ли совесть беличья, то ли память девичья,
И понять великое им не по плечу,
Только сносят памятник Александр Сергеичу,
Словно бы предателю, словно палачу.

Чтобы чувства не будил лирой благородною,
Чтобы гостем каменным в снах не вырастал,
Ставят оцепление на тропу народную
И крушат бульдозером вечный пьедестал.

Будто бы не памятник, будто полководец он,
И полки петровские бьют из-под строки,
Витязи былинные по приказу сходятся,
Ленского с Онегиным взведены курки.

Будто слово острое, двести лет точёное,
Рубит неприятеля, как Олегов меч.
Метко в душу целится песнь кота учёного,
А глагол пророческий насмерть может сжечь.

Больно жить с прожжённою раною сердечною.
Легче взять и выкинуть вместе с сердцем пыл.
Вот и сносят памятник Александр Сергеичу,
Потому что прав он был, потому что был.

На фоне Пушкина свершается злодейство.
Фотограф щёлкает, как в песенке поётся.
Потом всё вспомнится. Но вот что интересно:
Снимают памятник, а Пушкин остаётся.

Вот трубачи трубят, трубят в поход
«Вернусь!» - сказал солдат и он придёт
Сквозь пламя, дым и гром – всегда вперёд
Но в свой родимый дом солдат придёт

Текут рекой в закат за взводом взвод
Но слово дал солдат, и он придёт
Хоть он давным - давно письма не шлёт
Ты повторяй одно: «Солдат придёт!»

Продлится долгий путь ни день, ни год
И всё ж когда-нибудь солдат придёт
Вот станут дни теплей, растает лёд
Не запирай дверей – солдат придёт!

Эх, мне не стать бы только экспонатом,
Чтоб на меня - билеты по рублю...
Пред Богом гол! Здесь не в ладах со златом.
Не за монеты я в Раю пою...
Вы там внизу не очень-то старайтесь!
Не надо перетягивать колки.
Людьми почаще, люди, оставайтесь!
У Бога нас, представленных, полки́.
Твердят вокруг: «Он лучших забирает!»
Мол в небесах, такая благодать!
Отвечу так: «Любой к нему взлетает.
Душе на суд придётся попадать.»
И вот однажды, - поздно или рано,
Твой прозвенит назначенный звонок.
Где б ни был ты: в метро иль у экрана,
Прости-прощай... он ждать уже не мог!
Взлетит душа от всякой круговерти.
Земная жизнь сама сойдёт на нет.
Прошу Вас, граждане, мне на́ слово поверьте:
Себе Вы в Рай не купите билет.
Сюда давно не ходят электрички.
Так что примите правила игры.
Не ставьте на мои слова кавычки.
Здесь в небесах цитаты не нужны.

Совесть бродила по миру больному устало
В поисках пристани, надо бы ей отдохнуть.
Наглость ту совесть на встречу к себе зазывала
С целью убийства, да и не стеснялась ничуть.
Наглость готовилась к встрече серьёзно-дотошно,
Пули купила, ружьё и к нему заодно
Гробик купила, скривив морду мерзкую пошло
И лицемерно ещё прикупила бельё.

Совесть, конечно, к той встрече была не готова:
Наглость глупа и какой может быть интерес?
Наглость звала её снова и снова, и снова,
Гадким обманом своим завела её в лес.
В тёмном лесу и глухом состоялась их встреча,
Совесть стыдила: ты, наглость, ломаешь людей.
Наглость в ответ ей: подруга, ещё же не вечер,
Выстрелом в спину добавила ей поскорей.

И потащила убитую совесть куда-то,
В гроб положила, бельё натянула своё,
И речь такую над гробом задвинула матом:
Так тебя б… , а теперь всё на свете моё.
В память о совести с другом сидим выпиваем,
Чистой была и красивой, но рано ушла.
Наглость, конечно, давно не по слухам мы знаем:
Совесть убила и мир за собой увела.

Совести нет и для наглости нет наказанья,
Но позабыла, ещё есть на свете и честь.
Пусть обманула, зараза, народа сознание,
Но честь за совесть устроит для наглости месть.
Мы выпиваем за совесть и ждём возрождения,
Кружку пускаем по кругу и пьём по чуть-чуть.
В наглую рожу плюём с бесконечным призрением,
Знаем: не долог её здесь бессовестный путь.

Все мы в надежде на светлое то воскрешение,
Коли случится, то станем довольны вполне.
Ждём и надеемся, совесть придёт без сомненья,
И расцветёт новый мир на великой Земле.
И повторяем слова, их твердим, как молитву,
Просим для совести новых и вечных побед.
Пусть и проиграна наглости первая битва,
Но нам без совести света свободы и нет,
Но нам без совести лишь озлобление в ответ,
Но нам без совести меркнет божественный свет.

Я спросил тебя: «Зачем идёте в гору вы? —
А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой. —
Ведь Эльбрус и с самолёта видно здорово…»
Рассмеялась ты — и взяла с собой.
И с тех пор ты стала близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя.
Первый раз меня из трещины вытаскивая,
Улыбалась ты, скалолазка моя!
А потом за эти проклятые трещины,
Когда ужин твой я нахваливал,
Получил я две короткие затрещины,
Но не обиделся, а приговаривал:
«Ох, какая же ты близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!..»
Каждый раз меня по трещинам выискивая,
Ты бранила меня, альпинистка моя!
А потом, на каждом нашем восхождении —
Ну почему ты ко мне недоверчивая?!
Страховала ты меня с наслаждением,
Альпинистка моя гуттаперчевая!
Ох, какая ж ты неблизкая, неласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!
Каждый раз меня из пропасти вытаскивая,
Ты ругала меня, скалолазка моя.
За тобой тянулся из последней силы я,
До тебя уже мне рукой подать —
Вот долезу и скажу: «Довольно, милая!»
Тут сорвался вниз, но успел сказать:
«Ох, какая же ты близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!..»
Мы теперь с тобой одной верёвкой связаны —
Стали оба мы скалолазами!

Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,
Господи, дай же ты каждому, чего у него нет:
Умному дай голову, трусливому дай коня,
дай счастливому денег... И не забудь про меня.

Пока Земля еще вертится — Господи, твоя власть!
дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,
дай передышку щедрому, хоть до исхода дня.
Каину дай раскаяние... И не забудь про меня.

Я знаю: ты все умеешь, я верую в мудрость твою,
как верит солдат убитый, что он проживает в раю,
как верит каждое ухо тихим речам твоим,
как веруем и мы сами, не ведая, что творим!

Господи мой Боже, зеленоглазый мой!
Пока Земля еще вертится, и это ей странно самой,
пока ей еще хватает времени и огня,
дай же ты всем понемногу... И не забудь про меня.

Солнца не будет – жди-не-жди!
Третью неделю льют дожди,
Третью неделю наш маршрут
С доброй погодой врозь.

Словно из мелких-мелких сит
Третью неделю моросит...
Чтоб не погас у нас костёр,
Веток подбрось.

В мокрых палатках спят друзья,
Только дежурным спать нельзя.
Сосны качаются в ночи,
И, как орган, гудят.

А у костра ни сесть, ни лечь.
Как не устанет дождик сечь?
Слушай, давай станцуем вальс
В ритме дождя.

В небе не виден звёздный свет,
В небе просвета даже нет.
А под ногами не паркет,
А, в основном, вода.

Но согревает нынче нас
Этот смешной и странный вальс,
И вопреки всему горит
Наша звезда!

Живописцы, окуните ваши кисти
В суету дворов арбатских и в зарю,
Чтобы были ваши кисти, словно листья,
Словно листья, словно листья к ноябрю.
Чтобы были ваши кисти, словно листья,
Словно листья, словно листья к ноябрю.
Окуните ваши кисти в голубое,
По традиции забытой городской,
Нарисуйте и прилежно и с любовью,
как с любовью мы проходим по Тверской.
Нарисуйте и прилежно и с любовью,
как с любовью мы проходим по Тверской.
Мостовая пусть качнется, как очнется!
Пусть начнется, что еще не началось.
Вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется…
Что гадать нам: удалось — не удалось?
Вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтется…
Что гадать нам: удалось — не удалось?
Вы, как судьи, нарисуйте наши судьбы,
Наше лето, нашу зиму и весну…
Ничего, что мы чужие, вы рисуйте!
Я потом, что непонятно, объясню.
Ничего, что мы чужие, вы рисуйте!
Я потом, что непонятно, объясню.

Здесь вам не равнина — здесь климат иной
Идут лавины одна за одной
И здесь за камнепадом ревёт камнепад
И можно свернуть, обрыв обогнуть, —
Но мы выбираем трудный путь
Опасный, как военная тропа
И можно свернуть, обрыв обогнуть, —
Но мы выбираем трудный путь
Опасный, как военная тропа
Кто здесь не бывал, кто не рисковал —
Тот сам себя не испытал
Пусть даже внизу он звёзды хватал с небес
Внизу не встретишь, как не тянись
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес
Внизу не встретишь, как не тянись
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес
Нет алых роз и траурных лент
И не похож на монумент
Тот камень, что покой тебе подарил
Как Вечным огнем, сверкает днём
Вершина изумрудным льдом
Которую ты так и не покорил
Как Вечным огнем, сверкает днём
Вершина изумрудным льдом
Которую ты так и не покорил
И пусть говорят — да, пусть говорят!
Но нет — никто не гибнет зря
Так — лучше, чем от водки и от простуд
Другие придут, сменив уют
На риск и непомерный труд, —
Пройдут тобой не пройденый маршрут
Отвесные стены — а ну, не зевай!
Ты здесь на везение не уповай
В горах ненадёжны ни камень, ни лед, ни скала
Надеемся только на крепость рук
На руки друга и вбитый крюк
И молимся, чтобы страховка не подвела
Мы рубим ступени. Ни шагу назад!
И от напряженья колени дрожат
И сердце готово к вершине бежать из груди
Весь мир на ладони — ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем
Другим — у которых вершина еще впереди
Весь мир на ладони — ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем
Другим — у которых вершина еще впереди

Я не знаю, где встретиться
Нам придется с тобой.
Глобус крутится, вертится,
Словно шар голубой,
И мелькают города и страны,
Параллели и меридианы,
Но нигде таких пунктиров нету,
По которым нам бродить по свету.

Вечер бродит по лесным дорожкам.
Ты ведь, тоже любишь вечера.
Подожди, постой еще немножко,
Посидим с товарищами у костра.

Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены
Тих и печален ручей у янтарной сосны
Пеплом несмелым подёрнулись угли костра
Вот и окончилось всё, расставаться пора
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях встретишься со мною

А всё кончается, кончается, кончается
Едва кончаются перрон и фонари
Глаза прощаются, надолго изучаются
И так всё ясно слов не говори
А голова моя полна бессонницей
Полна тревоги голова моя
И как расти не может дерево без солнца
Так не могу я жить без вас – друзья.

Вот идёт по свету человек-чудак,
Сам себе печально улыбаясь,
В голове его какой-нибудь пустяк,
С сердцем, видно, что-нибудь не так.
Приходит время, с юга птицы прилетают,
Снеговые горы тают и не до сна.
Приходит время, люди головы теряют,
И это время называется весна.

Щурясь от солнца, под солнце подставив лицо.
Сосны колышутся, плещет у ног озерцо.
В мареве сладком травы полевой
полог палатки парит над травой,
как живой, как живой.

Припев: Под ковер зеленый загляни-ка:
земляника всюду, земляника
и шмели, и шмели, и шмели.
Что ж это за чудо, что же это?
Это чудо - это просто лето
у земли, у земли, у земли.

Каждое лето в недолгой юдоли земной
вспышкою света светает и тает за мной.
Сына и дочку в лесу и в саду
каждое лето по лету веду
и шепчу на ходу:

Припев.

Так и летят они, лето за летом вослед,
длинная стая от нас улетающих лет.
Скоро и это - увы, на века -
взмоет стремительно под облака,
а пока, а пока -

Припев.

Если ворон в вышине,
дело, стало быть, к войне.

Чтобы не было войны,
надо ворона убить.
Чтобы ворона убить,
надо ружья зарядить.

А как станем заряжать,
всем захочется стрелять.
Ну а как стрельба пойдет,
пуля дырочку найдет.

Ей не жалко никого,
ей попасть бы хоть в кого,
хоть в чужого, хоть в свово..
Во, и боле ничего.

Во, и боле ничего.
Во, и боле никого.
Кроме ворона того:
стрельнуть некому в него.

Не гляди назад, не гляди,
Просто имена переставь,
Спят в твоих глазах, спят дожди,
Ты не для меня их оставь,
Перевесь подальше ключи,
Адрес поменяй, поменяй»
А теперь подольше молчи –
Это для меня.
Перевесь подальше ключи,
Адрес поменяй, поменяй!
А теперь подольше молчи –
Это для меня.
Мне – то всё равно, всё равно,
Я уговорю сам себя,
Будто всё за нас решено,
Будто всё ворует судьба.
Только ты не веришь в судьбу,
Значит, просто выбрось ключи,
Я к тебе в окошко войду…
А теперь молчи.

Только ты не веришь в судьбу,
Значит ,просто выбрось ключи,
Я к тебе в окошко войду…
А теперь молчи.
Перевесь подальше ключи,
Адрес поменяй, поменяй.
А теперь подольше молчи –
Это для меня.

У окна стою я, как у холста.
Ах, какая за окном красота!
Будто кто-то перепутал цвета,
И Неглинку и Манеж.
Над Москвой встает зеленый восход,
По мосту идет оранжевый кот,
И лотошник у метро продает
Апельсины цвета беж.

А в троллейбусе мерцает окно,
Пассажиры – как цветное кино.
Мне, друзья мои, ужасно смешно
Наблюдать в окошко мир.
Этот негр из далекой страны
Так стесняется своей белизны,
И рубают рядом с ним пацаны
Фиолетовый пломбир.

И качает головой постовой –
Он сегодня огорошен Москвой.
Ни черта он не поймет, сам не свой –
Будто рыба на мели…
Я по улицам бегу, хохочу,
Мне любые чудеса по плечу,
Фонари свисают — ешь, не хочу —
Как бананы в Сомали.

Для того дорога и дана,
Чтоб души вниманье не дремало.
Человеку важно знать немало,
Оттого дорога и длинна.
Человеку важно знать свой дом,
Весь свой дом, а не один свой угол.
Этот дом замусорен и кругл,
Чердаки в нем крыты белым льдом.
Закон дороги простой.
Шагай вперед неспеша.
И пусть версту за верстой
Внемлет дороге твоя человечья душа.
Человеку важно знать людей,
Чтоб от них хорошего набраться,
Чтоб из всех идей идею братства
Ненароком он не проглядел.
А еще полезно знать, что он —
Не песчинка на бархане века,
Человек не меньше человека, —
В этой теме важен верный тон.
Закон дороги простой.
Шагай вперед неспеша.
И пусть версту за верстой
Внемлет дороге твоя человечья душа.
Иногда в дороге нам темно,
Иногда она непроходима,
Но идти по ней необходимо,
Ничего другого не дано.
Закон дороги простой.
Шагай вперед неспеша.
И пусть версту за верстой
Внемлет дороге твоя человечья душа.