Заявки - лауреаты интернет-конкурса

Бриллиант
Алексей Аракчеев
Ты как изумруд, ты как бриллиант!
Ты создана для восхищения!
Но раз уж выпал такой расклад,
Я попридержу коня.
Ну в самом деле, ну что тебе даст
Какое то там общение?
Когда, как обычно, ты влюблена
И, как всегда, не в меня.
опять не в меня...

Давай-ка спросим сами себя,
И сами себе ответим
(Пускай неправильно, но зато
Ни в чём никого не виня)
И выпьем снова и снова нальём!
И лучшую песню на свете
Споём, мол, что мне до всех до вас?
А вам до меня?
А вам до меня?

Мы бросим жребий, сожжем мосты,
Форсируем Рубиконы
А из переловленных мух наде-
лаем боевых слонов!
Мы всё разрушим ,мы всех смасём
Сквозь тернии и препоны
И над обломками сложим быль
Про Ненависть и Любовь
И про Любовь

И станем выше обид и бед
И радости и Печали!
Сотрём границы меж "да" и "нет",
"Возможно"... И вот тогда
Всё то, о чём сказать смогли
И всё, о чём промолчали
Сольётся вместе и мы поймём,
Что всё это ерунда.
что всё ерунда...

Конечно,-можно спокойно жить:
Творить, созидать и строить!
Или напротив:ломать! крушить!
Доказывать! только,вот
Всё чудится мне :когда протрубят
Архангелы надо мною,
Я выдохну:" Ты как бриллиант ..."
И рухну... И всё пройдёт...
И всё пройдёт...

Июль
Ночью звезды печальны и светлы,
Ночью ветры уснули в проводах.
День минувший задумчиво уплыл
По Чумацкому шляху в никуда.

Никого не осталось на земле,
Никого, только мы с тобой вдвоём,
Только черная ночь да чёрный лес,
Только рядом дыхание твоё.

Словно птицы, в кромешной тишине,
Словно души, все грешное простив,
Мы парим над землею в вышине,
В звёздном крошеве млечного пути.

И не стоит загадывать вперед,
Что грядёт нам с тобою на веку
На звезду, что как спичкой вдруг чиркнёт
По небесному своду-коробку...

Это было у мира на краю.
Там к далекой неведомой звезде
Плыл на травах настоянный июль,
Ускользал, словно лодка по воде.

Алое сердце

музыка – Анатолий Шенберг
стихи – Александр Сушков

Водосточных труб шарманку
Ветер крутит спозаранку,
День весенний снежной манкой
Поперхнулся невзначай.
Твой вопрос летит за мною,
Скрытый снежной пеленою:
Почему метель весною?
Хоть опять февраль встречай!

Припев:
От рассвета до рассвета
Дни бежали налегке.
Мне не вечно быть валетом
С алым сердцем в уголке.

Время выдернуло годы
Нелюбви и несвободы.
Битой картой из колоды
В белый снег упала масть.
Твой вопрос летит за мною,
Скрытый снежной пеленою:
"Почему метель весною
По ресницам растеклась?".

Припев:
От рассвета до рассвета
Дни бежали налегке.
Мне не вечно быть валетом
С алым сердцем в уголке.

Вот и всё

Вот и всё…
Уплыла бригантина
К берегам Атлантиды
Золотой.
Вот и всё…
Волны смоют картинку.
Мы уже невидимки.
Бог с тобой!

Вот и всё…
Это было не с нами…
Только сердца тамтамы
Ветру вслед.
Вот и всё…
Ни куста, ни травинки,
Ни единой слезинки
Больше нет.

Припев:
Завтра, окунувшись привычно
В старые, как море, дела,
Мы смиримся с жизнью столичной,
С Осенью, сгоревшей дотла.
Нас отважно сменят салаги
В поиске штормов и пучин.
Лишь над волной дрогнут бакштаги
Новых бригантин!

Вот и всё...
Мы уходим от фальши,
От мазурок и маршей –
К пяди пядь.
Вот и всё…
Мы уходим, голуба,
Чтобы жизнь только в губы
Целовать.

Вот и всё…
Это было не с нами…
Только привкус Нирваны
На губах.
Вот и всё…
Хулиганствуй и буйствуй!
Это тоже искусство –
Жить ва-банк.

Припев:

МОЛИТВА БЕЗБОЖНИКА

Я быстрых дней не берегу.
Люблю взахлеб и на бегу.
И даже льдом не остудить горячих губ.
Любовь горит в ночном огне,
Мерцают тени на стене,
И воздух легкою золой лежит во мне.

Я сам себе – палач и шут.
Уже почти золой дышу.
И, задыхаясь и любя, спешу, спешу…

Любовь дарует и казнит,
И колокольчиком звенит...
И так проходят без тебя за днями дни.
Под вечер – так же, как с утра.
Сегодня – так же, как вчера.
С небес архангелы трубят: «Пора! Пора!»

Пора...пора...
В мороз и зной
Всё не домой и не домой...
Всё без тебя и без тебя...
Ах, Боже мой...

Пора! Пора, палач и шут!
Уже почти золой дышу,
Но, задыхаясь и любя, спешу, спешу…

***

Припаяны осенью к остовам сосен
Горящие крылья берёз.
Шурша и картавя, возносится осень
До звёзд. Безвозвратно. Всерьёз.

С небес начинается путь листопада.
И осень в ладони ко мне
Опустит тихонько из райского сада
Свой пепел, а вовсе не снег.

Так вот почему кислым привкусом серы
Мне зимние губы свело.
Так вот почему день не белый а серый,
И жизнь - не добро и не зло.

Теперь то усталость меня и отыщет,
Слизнёт в монотонные сны.
Где кутает в ласковый след пепелища
зима мой росточек весны.

Разоткровенничался сентябрь
Прохорова Анна

Разоткровенничался сентябрь,
Присев со мной на одну скамейку,
Слегка коснувшись прохладой пальцев,
Роняя звезды то там, то тут.
Пока они до земли летят,
Едва ли я разглядеть успею
Как вышивальщица Осень в пяльцы
Заправит ночи тугой лоскут

И по живому кольнет иголкой
В самое сердце, и даже поранит,
А было б не больно - так не было б толку.
И пусть эту ранку не сразу затянет.

Ты помнишь - Вселенная между нами
В озере света от лампы рыжем,
Но разделенные берегами
Стали тогда мы друг другу ближе.

Разоткровенничался сентябрь
так, что во сне говорил стихами.
И стало понятно неделю спустя -
Произошло что-то важное с нами...

Только помнить да жалеть
Прохорова Анна
Ах, ты мое семечко, не заросше темечко…
Ах, ты моя крапинка, да моя ты капелька.
Сердце знало наперед - капля в море упадет,
В море серебристое, как слезинка чистое.

Как слеза соленое, как беда горчёное.
Глубиной - того греха не прощенного.

Ах, мое ты зернышко, да мое ты перышко.
Ах, моя ты веточка, да моя ты клеточка.
Я беды не отвела, я тебя не сберегла,
Боли той не отболеть, только помнить, да жалеть.

Рана не остынет, память не покинет,
А ты бы заступился, если бы родился...

Гитара - Андрей Прохоров

Стынет у зеркала чашка кофейная,
Шепчутся в сумерках ангелы с феями,
Ветра дыханием ветки колышутся,
То ли мне чудится, то ли мне слышится

После полуночи Белое Облако -
Я и в таком узнаю тебя облике -
Хочешь, и я стану дымкой скользящею,
В небе с тобой на рассвете парящею

Наедине, где-то там - на Луне
Ты погибнешь и снова родишься во мне

Между планетами вспыхнет свечение
И, совершая друг в друга падение,
С той высоты мы увидим наверное,
Как наполняется светом вселенная

Пусть эта ночь остается загадкою,
Сны по подушке небрежно разбросаны,
И на губах послевкусие сладкое,
Как от мороженого с абрикосами.

Сапожник ремонтирует ботинки, а плотник табуретку и крыльцо,
Но только у волшебника в починке, светлеет наше сердце и лицо

Припев.
Какая тонкая работа, счастливым сделать хоть кого-то
Цветок удачи принести, от одиночества спасти, а самому потом тихонечко уйти

Волшебник – это сказочная личность, и сказочно он скромен, господа,
В нём сказочно отсутствует двуличность и выгод он не ищет никогда

Язык чужой обиды и печали волшебник изучает с детских лет,
Его вселять надежду обучали, и это основной его предмет.

Крылья
Стихи Алексея Цветкова
Музыка и исполнение Виктора Столярова

когда избу на заре запирала
всех заплакать о себе собирала
придорожных из кювета кикимор
буйных леших из заречного бора
а русалок приглашала на выбор
но пришли толпой для полного сбора
приплелось еще печальное что-то
из-за черного как полночь болота

нагляделась на любимые лица
больше здесь я говорит не жилица
обрекли меня стыду и бесчестью
злое горе мне судьба причинила
словно вынули из воздуха песню
словно солнце окунули в чернила
ни ногой теперь назад ни версты я
невозвратные мои золотые

и заплакали тогда и завыли
в соснах совы загудели забили
а печальное из чащ где трясина
не имеющее формы и вида
провожало до калитки спасибо
ковыляло до плетня деловито
остальные обнялись поревели
и остались жить одни как умели

долго шла через покосы и пашни
в край где грохот и стеклянные башни
в небесах стальные птицы летали
в стороне обосновалась неблизкой
и приматывала крылья бинтами
и работала потом программисткой
прежней жизни от нее ни привета
далеко должно быть за морем где-то

отчего мы с ней не за морем вместе
слишком много там для нечисти чести
ни слезинки у реки ни укора
чахнет чаща в непричесанном виде
мы от века не имели другого
представления о свете и быте
небо черное в трясине качалось
лишь бы время все текло не кончалось

Молоко ли в крынке топится, усыхает ли душа -
жизнь к могиле не торопится, долгим временем дыша.

Ей делить с распадом нечего - вот и судит опрометчиво,
медлит, в дудочку дудит, упражняется в иронии,
напевает постороннее, молча в зеркальце глядит.

Сквозь ее разноголосицу понемногу в мир иной
легким мусором уносится голос выстраданный мой,
вьется ветер обтекаемый - и голодная стрела
между Авелем и Каином млечным лезвием легла.

Одному - листвой осеннею в растворенное окно
ради медленного чтения книг, написанных давно,
а другому - вроде выкрика в поле скошенном, пока
икса крест и вилка игрека душной страстью игрока

вяжут нищее сознание безобидного создания
с горлом, глазом, головой - брата скорби мировой...

То эмигрантская гитара,
То эмигрантская гитара,
то люди злые за углом -
душа ли к старости устала
махать единственным крылом?

Залить водой таблетку на ночь.
припомнить древний анекдот...
Знать, Владислав Фелинианыч
опять к рассвету подойдет.

Снимает плащ, снимает шляпу
и невозможный зонтик свой
в прихожей отряхает на пол,
а там. качая головой,

задвижку на окне нашарит,
шепнет: "Зачем же так темно?"
и тут же страшный свет ударит
в мое раскрытое окно.

И подымаюсь я с постели,
подобно Лазарю, когда
встают в подоблачном пределе
деревья, звери, города.

где все умершие воскресли,
где время стиснуто в кулак,
где тяжелы земные песни
в ржавеющих колоколах,

и над железной голубятней
гуляет голубь в вышине -
и день прекрасней и превратней,
чем мнилось сумрачному мне.

Пошли мне, Господи, горенья,
помилуй - бормочу - меня,
не прозы, не стихотворенья,
дай только горького огня -

и умолкаю без усилий,
и больше не кричу во сне,
где у окошка мой Вергилий -
худой, в надтреснутом пенсне.

ст. Р. Л. Стивенсон, пер. Л. Яхнина
муз. В. Петров

Из комнат, из кухни во двор ночной
Ложится квадратами свет,
И медленно кружатся над головой
Мириады звёзд, планет.
Столько листьев в саду не отыщешь ты,
Столько в городе лиц не найдёшь
Сколько глаз глядят на тебя с высоты –
Миганье, мерцание, дрожь…

Мне обе медведицы там видны,
И Полярная там звезда,
И рядом со мной в ведре у стены
Созвездий полна вода.
Они увидали меня, грозят
И гонят обратно в кровать,
Но я их миганье, мерцание, взгляд
Увижу во сне опять.

36 и 6.

Много ли нужно человеку, чтобы ощутить тепло?
-Достаточно всего лишь тридцати шести и шести...
(из спектакля театра ЛЕНКОМ "Всё включено")

Осень поздний роман листала,
И, сжигая его дотла,
Слёзы серых дождей глотала,
И ждала в ноябре тепла:
Ей хотелось ещё погреться
У костра золотых надежд
И в парадный наряд одеться
Самых модных своих одежд,
Но без этих гламурных платьев,
Без костюмчиков «от кутюр»
Мы спасались с тобой в объятьях
От осенних температур
И пусть в доме продрогли трубы,
И в постель неприятно лезть,
Я, твои ощущая губы,
Ощущал - тридцать шесть и шесть…

Сколько нужно тепла для счастья,
Чтобы души нам отогреть,
Чтобы целого обе части
В мире жить могли и стареть?!
Улеглись понемногу страсти
И прощённых обид не счесть…
Нас от многих бед и несчастий
Берегли тридцать шесть и шесть.
И пусть прежней любви не стало,
И был холоден я, прости, -
Может, мне не всегда хватало
Этих тридцати шести и шести?!
Но, внезапное осознанье
Осенит, как благая весть,
Что в озябшей тиши мирозданья
Есть твои тридцать шесть и шесть.

Вот растрогался день - и в слёзы.
Дождик капли разбил о жесть.
Пусть прогнозы сулят морозы -
Греют нас тридцать шесть и шесть…
По осенней траве шершавой
Отзвенит листьев клёнов медь.
Длинной нотой второй октавы
Будет город всю ночь шуметь,
Утром, в тон ему, хрип усталый
Выдаст ветер – саксофонист,
И ладошкой своей пятипалой
Мне помашет осенний лист.
Я, его провожая взглядом,
Ощущаю - ты где-то здесь,-
Ты звонишь, - это значит - рядом
Есть твои тридцать шесть и шесть…
Значит есть…
Значит есть...

Сколько лет прошло или только дней,
И какой еще здесь уместен счет?
Слишком долог путь от весны к весне.
Не гляди в окно, за окном метет,
Там мороз и лед.

Календарный лист на клочки порви -
Не видать ни зги в мельтешеньи дат.
Так печален путь от любви к любви,
Позади огонь, не гляди назад -
Это дни горят.

Кончится метель - видишь свет в окне.
Прошлого уже не вернуть никак.
От меня к тебе - от тебя ко мне
Пролегла тропа - это добрый знак.
Сделай первый шаг.

Храни меня огонь
от холода и мрака.
Храни меня вода
от жажды и жары.
Неси меня мой конь,
веди меня собака
Неведомо куда,
в далекие миры.

Веди меня туда,
где звезды смотрят строго,
Где равнодушен сад,
где ласковы ветра.
Храни мой свет звезда,
храни мой след дорога --
И я вернусь назад,
туда, где был вчера.

Шатер мой голубой,
шатер мой многозвездный,
Молитесь за меня
всей силою небес.
Храни меня Любовь,
держи, пока не поздно.
Носи меня земля
пока не надоест.

Ты называешь меня по имени
И улыбаешься мне так ласково…
Жаль, эти чёрточки, эти линии
Не написать ни углём, ни красками.
Целуешь руки мои так бережно,
Так осторожно влечёшь в объятия…
Жаль, мало времени нам отмерено,
Жаль, что пою, как всегда, некстати я.
Вновь расписала окошко инеем
Зима, твоими согрета ласками…
Жаль, эти чёрточки, эти линии
Не написать ни углём, ни красками.

И занавешены окна спящие
Дыханья жаркого лёгкой дымкою,
Прикосновения говорящие
Мне речь твою произносят пылкую.
В глаза мои смотришь серо-синие
С мечтами, песнями, снами, сказками…
Жаль, эти чёрточки, эти линии
Не написать ни углём, ни красками.

Ты называешь меня по имени,
А мысли птицами разлетаются,
И эти чёрточки, эти линии
Ни сном, ни временем не стираются.
Пусть лапой плюшевой белой-белою
Снег нас укутал в ночи таинственной,
Меня смешную, меня несмелую
Ты забирай насовсем, единственный.

Рвутся кипарисовые стрелы
в небеса сентябрьского покроя…
Бархатные южные пределы.
Нежности дыхание второе.

Близкое дыхание Ай-Петри,
Облачные гулкие туманы.
Недомолвки греческого ветра
Наполняют горные карманы.

Знаешь, это неспроста –
льется вода, словно невесты фата.
А что за дорога сквозь сумерки ляжет –
садовник подскажет…

На камнях безропотных и старых
ливней воркованье молодое.
И все так же помнит о хазарах
на вершине дерево седое.

Можно постоять в тени платана.
Трудно не заметить тень Платона…
Крыма остывающего тайна
путников колышет монотонно.

Знаешь, это неспроста –
льется вода, словно невесты фата.
А что за дорога сквозь сумерки ляжет –
садовник подскажет.

Рвутся кипарисовые стрелы
в небеса сентябрьского покроя…
Бархатные южные пределы.
Нежности дыхание второе.

Долго будет по морю носиться
Памяти встревоженная шлюпка.
И как будто ловкая лисица,
В скалах затеряется Алупка…

Весна в Купеческом саду

С трамвая спрыгнуть на ходу,
И быть, как в детстве, сорванцами…
Весна в Купеческом саду
Заигрывает с деревцами.

Как зябко, зыбко на ветру
Огням и музыке, и Фебу.
Холмы спускаются к Днепру,
Не отыскав дороги к небу.

Уснул вдали фуникулер,
Но, продолжая восхожденье,
Невозмутимый дирижер
Вершит вечернее кажденье.

Ночует эхо в куполах,
Ничем себя не выдавая.
Взгляни: на кронах и стволах
застыла музыка живая.

Бессонный парк, подай мне знак,
Едва заметно, торопливо,
Когда возникнет Пастернак
Над гулкой теменью обрыва.

И не поймешь, в каком году
Проложен мостик меж сердцами…
Весна в Купеческом саду,
Давно оставленном купцами.

апрель 2011

Доля

Как во поле, во поле
Голубушка резвилася.
Любовался голубицей сокол молодой.
Как во добра молодца да
Девица влюбилася,
Распрощалась с матушкой родной.

Ох, на краски не скупились
Девичьи мечтания -
Рисовала дорогого,
Грезила в тоске.
И не то, чтобы случилось
Разочарование…
Просто, потускнело вдруг
Колечко на руке.

Припев:
Ой, доля, доля…
Летала в чистом поле,
Все-то зори встречала песнею.
Ой, доля, доля…
На всё Господня Воля…
Волюшка небесная.

Вот бы взять да возвернуться
В милую сторонушку,
Где от каждого цветочка
Веет благодать…
Да пойди, пойми попробуй
Гордую головушку.
Да любовь куда уж там понять…

Ты не рви, не рви сердечко,
Матушка родимая,
И слезу в платочек белый
Не роняй по ней.
Сбережет своё колечко
Доча нерадивая.
Ты же много ближе ей
В далекой стороне.

Припев (тот же)

Ты, судьба-судьбинушка,
Ведешь вокруг да около.
И любовь вернешь порой
Разлуки на краю.
Как во поле, во поле
Голубка с ясным соколом
Привечали песнею зарю.

Сын мой

Слова и музыка : дуэт "Метро"
(Владимир Дерксен, Светлана Абрамова)

Позвонили в дверь. Опрокинула
Чашку чайную, как в кино.
Осторожно стул отодвинула
И подумала: "Вот оно..."
И заклинило дверь тяжелую,
Потому что в дверном глазке
Тётя Маша с сумой почтовою
И платочек зажат в руке.

«Сын мой, Господи, где ты, сын мой?!
Я же знала, я знала - быть беде!
Сын мой… Я же тебя просила ...
Да теперь-то что, Господи!? Где ты, где?»

«Тетя Маша, неправда это!
Перестань меня утешать!
Здесь должна быть ошибка где-то!
Я же чувствую, я же мать!»
Только сердце перевернулось,
Воздух налился словом "смерть"…
Тетя Маша в платок уткнулась
И ушла, положив конверт.

Этот белый конверт невинный
Заслонил собой целый свет,
Придавил как плитой могильной
Девятнадцать неполных лет,
Как последний листок альбома,
Где на снимках живой пацан...
В виде цифр нейтральным тоном
Сообщает о них экран.

Знает только квартира старая
Как она его берегла.
То счастливая, то усталая
Сына ростила, как могла.
Что осталось? Одно отчаянье!
И проснуться б, да не во сне…
Только кажется - с неба дальнего
Тихий голос взывает к ней:

«Мама ! Мамочка моя родная!
Ты ладони от лица отними!
Ты меня не зови, глядя под ноги,
Подними глаза, мама, подними!»

И поверила, хоть не верится,
Распахнула она окно.
Вырывалось наружу сердце,
Как вопрос: «Это ты, сынок?»
И, как будто, звезда далекая
Стала ближе и чуть светлей.
Улыбнулась мать одинокая,
И звезда улыбнулась ей.

2000г.

СТРЕЛЕЦ

Замечали? Лишь снег растает,
И зима испарится с крыш,
С голубиной смешавшись стаей
Белокурый кружит малыш.

У мальчонки сезон в разгаре –
И лицензия есть, и бронь.
Он кружит, выбирая пары,
И прицельный ведет огонь.

Вот и я выхожу под вечер,
Чтоб подставиться под удар
Вдруг он спустится, незамечен,
Под лопатку вонзит свой дар?

Припев: А он хохочет, стрелять не хочет,
И улетает, крылом звеня.
И вот я снова живой – здоровый,
А так хотелось, чтоб и в меня!

Видно, трудная я добыча,
Видно слишком толста броня.
Не выходит мальчишка нынче
Поохотиться на меня.

А может он и стрелял, проказник,
Только я не почуял стрел.
Не приходит на сердце праздник.
Может, вправду я постарел?

Припев:

На охоте как на охоте –
То осечка, то в белый свет.
Ну, подбей меня хоть на излёте –
У меня больше шанса нет.

Ну, давай, карапуз, дуплетом!
Я один, как калмык в степи.
Ну, хоть краешком, рикошетом,
Ну, хоть капельку зацепи ...

Что же ты загрустил, пострел мой?
Видно, шансы равны нулю…
Ладно, дай-ка свой лук и стрелы,
Сам кого-нибудь подстрелю.

Припев:

Всё разрушается – и создаётся.
Девочка с мячиком звонко смеётся.
Речка течёт как большая дорога
Мимо причала, как мимо порога.

Мячик до самого неба взлетает.
Белый кораблик по речке катает:
То уплывёт – то вернётся обратно, –
Взрослым, конечно, всё это понятно.

Падают хлебные крошки на воду.
Ходит кораблик в любую погоду...
Волны бегущие мячик качают, –
Только лишь девочку это печалит.

Он не утонет, но он не вернётся.
Он уплывает – она остаётся.
И утешения здесь бесполезны, –
Взрослым, конечно, всё это известно.

Речка течёт – ни конца, ни начала.
Люди другие стоят у причала.
Девочка с мячиком звонко смеётся, –
Быть ей счастливой пока удаётся.

Прекрасно небо голубое!
Прекрасен поезд голубой!
- Какое место вам?- Любое.
Любое место, край любой.

Еще волнует все, что было.
В душе былое не прошло.
Но слишком дождь шумел уныло,
Как будто все произошло.

И без мечты, без потрясений
Среди одних и тех же стен
Я жил в предчувствии осеннем
Уже не лучших перемен.

- Прости,- сказал родному краю,-
За мой отъезд, за паровоз.
Я несерьезно. Я играю.
Поговорим еще всерьез.

Мы разлучаемся с тобою,
Чтоб снова встретиться с тобой.
Прекрасно небо голубое!
Прекрасен поезд голубой!

Мы оставим в покое слова,
Что живут со времён Cотворенья...
Есть особенный род волшебства
Под названием Прикосновенье.

С неразгаданной силой одна
Движет каждою страстью причина –
Дотянуться до самого дна
Иль коснуться заветной вершины.

Прикоснуться – и значит узнать,
По-другому на мир оглянуться,
Прикоснуться – и значит понять
То, как нужно теперь прикоснуться,

Прикоснуться – один только раз,
И познается пламень и стужа...
Лучик света, коснувшийся глаз,
В них сиянье души обнаружит.

И, покуда природа жива,
Это суть и предел откровенья.
Есть особенный род волшебства
Под названием Прикосновенье.

ЧУЖИЕ СТИХИ

Намеренно скрыты к портрету штрихи,
Не названо имя...
Лежат предо мною чужие стихи,
Что стали моими.

В них год или десять, а может, и век
Не тикает время,
Их мог в Костроме написать человек,
А мог в Вифлееме.

Взволнованный образ является вдруг
За сдержанным слогом,
То тенью, то эхом, – движение рук,
И дрожь диалога ...

Что было - меж строчек оставлен секрет.
Лишь белые пятна...
Но то, что доверил бумаге поэт,
Предельно понятно.

Небесная кара, а можно сказать,
Что Божия милость,
Ведь то, что ему довелось испытать,
Не всем доводилось.

В каких измереньях - да знает ли кто?
В каких величинах? –
Он очень скрывал. И, как видно, на то
Имелись причины.

Свое, сокровенное, свято храня,
Не выдал и этот
Вопрос, что на точку не смог променять,
Вопрос без ответа,

Вопрос, на который не найден ответ
За долгое время.
Он мог задаваться людьми в Костроме,
А мог в Вифлееме...

Чужие стихи, как чужое бельё,
К себе примеряю.
Но в складках Судьбы не моей – всё своё
Меж строчек теряю.

Размер перепутанных тропок чернил
Собой наполняя,
Я столько мелодий для них сочинил!..
А всё сочиняю...

стихи Игоря Иртеньева

Не могу не вспомнить факта,
Происшедшего со мной,
На коне я ехал как-то
В день весенний выходной.

Ехал, значит, на коне я,
Ехал, стало быть, на нем,
У него я на спине я
Ехал я весенним днем.

Так и ехали мы двое,
По дороге семеня –
На спине я у него я,
Между ног он у меня.

Были мы душой одною,
Были телом мы одним.
То ли он ли подо мною,
То ли я ли по-над ним.

Взгляд этой женщины шептал мне: покорись
Движеньям гипнотического танца
Двух палочек, зажатых между пальцев,
Берущих с блюда золотистый рис.
Нехитрый, впрочем, фокус
у китайцев.
Взгляд женщины печальней оттого,
Что между слов сдавило мое сердце
Как между палок рисовое тельце,
И в чьей-то власти погубить его,
Чтоб не искал любви
у иноверца.

Взгляд этой женщины кричал мне вслед: постой!
Ты улетаешь? Трусость - не порок ли?
Мой самолет - как белый иероглиф,
Со смыслом, ясным только ей одной, -
Взревел протяжно,
Будто бы от боли.

Взгляд женщины с опаской проводил
Огромный лайнер в небо над Пекином,
Как будто взглядом в небеса гоним он,
Как будто взглядом он храним в пути.
Любви и смерти нет
для пилигрима.

КРУЖЕНЬЕ

В кружку насыпав зеленого чая,
Сверху добавив горячей воды,
Я, по чаинкам гадая, узнаю,
Что в этом городе делаешь ты.
Если в мои сновиденья так просто
Ты, проникая, изводишь меня,
Может быть, ты задаешься вопросом:
Что в этом городе делаю я?

В плавном кружении, листьями чая
Листья осенние обозначая,
Кружится осень в треснувшей кружке,
Будто бы вовсе нету разлуки .
Будто бы мы вечным танцем по кругу
Обозначаем движенье друг к другу.

Листья танцуют по краю, по краю.
Чай заварился и даже остыл.
Может быть , я никогда не узнаю,
Что в этом городе делаешь ты.
Может быть, все это сон, наважденье?
Все возвратится на круги своя?
Встретимся мы по закону круженья:
Ты - моя осень, наш город и я.

ДЕТИ ЗАСТОЯ

Удача-Судьба так сомнительно шутит порою,
Решая кому где родиться и жить, например...
Для нас было выбрано время - Эпоха Застоя.
И место - шестая часть суши, СССР.

А мы, если честно, особенно и не роптали,
Свои представленья о мире черпали из книг,
Мечтая увидеть когда-нибудь дальние дали...
Манили нас земли другие - прочие пять шестых.

Но заперты двери, стучи - не стучи,
И сверху команда: "Сиди и молчи!"
Мы так и сидели, кто - лёжа, кто - стоя,
В объятиях цепких Эпохи Застоя.

И жизнь протекала по кем-то намеченным планам.
Страна восхищалась собой, презирала врагов.
Вот только Чернобыль да "чёрный тюльпан" из Афгана
Срывали с восторженных сводок лживый покров.

Да мы и не верили в алую блажь транспарантов,
И был не про нас оболваненный партией строй...
Впитав по крупицам всё лучшее от "самиздата",
Мы как-то сумели не слиться с орущей толпой.

На главной трибуне один за другим
Менялись вожди - не менялся режим.
И в кухоньках тесных с глухою тоскою
Делились надеждами дети застоя.

И всё-таки мы от Судьбы получили награду,
Она - и скупа, и щедра иногда без границ:
В финале Эпохи Застоя, в период распада,
Мы в мир устремились потоком свободных частиц.

И, глядя на нас, улыбалась Судьба,
Нам шанс предоставив - решать за себя.
Мы - дети застоя, продукты распада,
Пусть в чём-то - изгои, но больше не стадо.

Позевывает день..
И расторопный вечер
спешит тенями зачехлить кусты.
Дневная дребедень
птенцами из скворечен
уносится на крыльях золотых.

Еще сощурен глаз,
но близится спасенье
от плоти пятен, суеты листов…
В неисчислимый раз
справляет новоселье
царевна-ночь! Темнеющий восток

захвачен ею в плен,
поверженный без боя,
он отдает детали и цвета.
Старинный гобелен,
и мы на нем с тобою –
два странника. Откуда и куда

мы тащимся одни
дорогой этой вечной,
теряя ориентиры в темноте?
Лишь звездные огни,
и путь – такой же млечный,
как тот, в необъяснимой высоте…

Ко мне приходят бывшие друзья.
я двери им с улыбкой открываю,
как будто наказанье отбываю
за мной давно просроченный кредит.

Приходят, даже не предупредив,
без моего на то соизволенья.
Не объяснить ни скукою, ни ленью
такую снисходительность мою…

Приходят к сентябрю и декабрю,
шумят и преподносят мне подарки.
Их поцелуи искренни и жарки,
их шутки я слыхала много раз…

Сюжеты, оплетающие нас,
все в прошлом, сразу даже и не вспомнишь.
К любому поспешу из них на помощь,
сама же ни о чем не попрошу…

Я их как фотографии ношу,
которые подписаны на память
и проросли из прошлого стихами,
питая их доверчивым теплом.

Как старый, позабытый мною дом,
беспечную меня оберегают,
а я от них все дальше убегаю,
опять благословенья не спрося…

Ко мне приходят лучшие друзья.

Оплело, опоясало море
кандалами стальных якорей,
наградило на радость и горе
корабельною службой моей.
Переменчиво и неустанно,
и баючит оно, и штормит:
то назначит меня капитаном,
то разжалует палубу мыть.

А в порту горожане беспечны –
ноги голы, в бокалах мускат.
Полыхает мартеновской печью
ослепительно южный закат.
Я на берег сойду ненадолго,
каблуками по трапу стуча,
где залив как арбузная долька
розовеет в закатных лучах.

Море ляжет ко мне на колени,
сор и гальку тревожа на дне,
любопытною мордой тюленьей
будет в голени тыкаться мне,
будет ластиться, будет сердиться,
мол, возьми же на берег с собой,
в те края, до которых, как птица,
даже мой не дотянет прибой.
Я-то знаю, товарищ мой вольный,
каково, выгнув пенную бровь,
в ограждение береговое
биться, брызги роняя как кровь.
И мои берега неизбежны,
драться с ними - лишь тешить толпу…
Только холодом тянет из бездны,
и царапина ноет на лбу.

Я – сосна,
я - золотая струна,
полна
я смоляного тепла,
и голубая волна
высоких строгих небес –
моя подруга.

Я – стрела,
я жду свою тетиву,
зову.
Она не слышит меня…
В сиянье светлого дня,
во мраке, полном чудес
мы друг без друга.

Я – сосна,
я в землю вкопанный луч,
я – ключ,
которым чья-то рука,
так далека и легка,
открыть дарованный клад
не захотела.

Я одна
корнями пью этот свет.
И след,
лишь он доходит до вас.
Он светит вам и сейчас -
мотивы дивных баллад
я вам напела,

я, сосна.

Человек-половинка

Встану утром в полшестого -
половицы заскрипят.
Из ведра полупустого
окачусь водой до пят.

На себя не налюбуюсь
в дермантине по рублю.
В полботиночки обуюсь,
поллитровочку куплю.

Ах, как девушки одеты!
Пробегаю мимо я,
повторяя: где ты, где ты,
половиночка моя?

Где же ты, моя принцесса, -
разнаряжена в парчу, -
за которой без эксцессов
я полцарства отхвачу?

Поворот судьбы особый
жду осознанно вполне:
коронованной особой
я гарцую на коне!

А вокруг ликуют марши,
хор полковников поет!
Как в мундир одет монарший
в полуцарствие свое.

Вот такие, братцы, вещи,
уготованные мне,
день и ночь животрепещут
в полоумной голове.

Ничего, что безработный,
завтра встану я к шести
и куплю… пиджак двубортный!
Натуральный, из шерсти!

ХОЗЯЙКА МЕДНОЙ ГОРЫ

Это так просто,
Это привычно – ждать тысячи лет.
Падают звёзды,
И оставляют мерцающий след.
Стала легендой
Дочь заблудившейся где-то поры
Плачет Хозяйка Медной горы

Ждёт она молча,
Кем-то оставлена вечно скорбеть
В каменной роще
Сердце не хочет никак каменеть
Падают слёзы…
Горы – подруги их вечно хранят…
Капля – хрусталь, капля – агат.

Как одиноко
Всеми забытой под толщей пород.
Время жестоко…
Женщина-камень всё любит и ждёт.
Тысячелетья
Плещет печаль в глубине её глаз
Капля – берилл, капля – топаз.

Что остаётся,
Чтоб не сойти от бессилья с ума?
Эхо смеётся,
Горы опять укрывает зима…
И кровоточат -
Раны души - зарасти не хотят.
Капля – рубин, капля – гранат.

Кто-то дышит за плечом —
То ли ангел, то ли тот, кто даст патрон.
Подмосковные поля,
Белизна разрыта траками до рвов.
Сорок первый ни при чём,
Сорок третий не озолотит погон,
В сорок пятом тополя —
Как халаты докторов.

Но прочитанное здесь —
Это прожитое там, на виражах:
Три тарана, два прыжка,
Фюзеляжа покорёженный дюраль,
Мёртвой зоной зимний лес
И шоссе в противотанковых «ежах».
Ни «звезды» и ни «флажка» —
Лишь за финскую медаль.

Словно фитилёк, погас
Тронутый пожаром клён,
Дымом от костра пропах
Стёганый бушлат.
Чтоб восстановить на час
Прерванную связь времён,
Нужно провода в зубах
Намертво зажать.

Хлещет вьюга по броне,
Подгоняя недописанный куплет.
Заряжающий не спит —
Вещий сон бывает вечным иногда.
Это время снится мне
На дистанции семи десятков лет.
Там во фляге чистый спирт,
В кружке талая вода.

Там святых — наперечёт,
Но солдат не за елеем в рай пошёл:
Просто нужно было встать
И пойти вперёд, покуда держит нить.
Кто-то дышит за плечом —
И конечно, это очень хорошо:
Есть кому патрон подать
Или крыльями прикрыть.

А страна сменила гимн,
По земле рассыпан строй,
Рвёт узду железный конь,
Фарами слепя.
Чтобы дать пройти другим
Дальше — и закончить бой,
Нужно хоть на миг огонь
Вызвать на себя!

25-26 декабря 2010, Воронеж— Липецк.

То осень чёрная, то белая зима –
Их тяжба длилась в продолжении двух суток,
И плыл в нетрезвом положении ума
Рассудок…

А мне всё виделось, как года через два
Войду домой… и вот тогда, без всякой меры,
Напьюсь любви от двух криниц – от естества
И веры…

Ещё казалось, что вернувшимся извне
Всё полной мерой воздаётся, как награда…
Так верил я… Да только верить было мне
Не надо…

А всё с того, что в госпитальное окно
Понурой веткой, достучалось в подсознанье,
Зимы и осени, хмельное, как вино
Камланье…

Высоко – высоко, где вороны уже не летают,
Где глубинною тьмой отливает небес высота,
В леденящих слоях, личным курсом, отбившись от стаи
Разноцветных желаний, летела простая мечта…

Да, не всё ли равно, чья она! – Важно то, что в итоге,
На ревущих ветрах обретая упругую плоть,
Глядя строго-вперёд, в восходящие веря потоки,
Устремилась мечта непокорное время бороть…

Не порвали шторма… и циклоны её не подмяли…
И усталое время, послушно, в чеканную медь
Облачала мечту. И был час торжества и печали,
Где в своём воплощении должно мечте умереть…

Но и это не суть! Я гляжу, как бредёт по аллее
Престарелый Сизиф… И, потешно чихнув на свету,
Вот, сейчас улыбнётся, и, равно воздушного змея,
В сотый раз над собою раскинет простую мечту…

Из тумана видна только веточка;
Лес, белёсой сокрыт пеленой…
Я коня попрошу – слухай, деточка,
Отвези меня, Орлик, домой.

Я, тропинку свою, разумеется,
Отыщу, даже в стельку хмельной,
Только, что-то сегодня не клеится –
Отвези меня, Орлик, домой

Поселилась в дому моём бестия
Через это и сам, как шальной…
Дом мой там, где дорог перекрестие –
Отвези меня, Орлик, домой.

Стоишь ты в огороде распятием
В дырявом платье залатанном,
Волосья пучком соломенным,
Стоишь ты флажком несломленным.
О, лучшая в мире Пугалица,
Вместо носа пришита пуговица,
Не громадина, да и не пигалица,
Мне надо тебе выговориться!
Мои пальцы разбиты до сукровицы,
О, лучшая в мире Пугалица,
Мне так не хватало стойкости,
А ты отстояла столько-то!
И тебе есть на что пожалиться:
Мол, хозяйка твоя обижается,
Не боятся тебя, привычную,
Обнаглевшие стаи птичьи.
Вот, и я боюсь привыкания,
Слёз привычного протекания,
И привычных слов: «Моя милая», -
Вытекающих пеной мыльною.
О, лучшая в мире Пугалица!
Не хочу обрастать, как луковица,
Я чешуйками равнодушия,
А разрежешь - там горечь сущая!
Пусть мой милый, годами знаемый,
Мне помашет любовным знаменем,
Пусть расскажет, что всё я придумала,
Что сама на огонь я дунула.
Не хочу я ни в чём выгородиться,
Мне надо тебе выговориться,
О, лучшая в мире Пугалица!
Вместо носа пришита пуговица…

Сыплет август разноцветных дней горошины
На поднос с дарами лета уходящего…
Будет осень долгожданной и непрошенной,
В этом вся ее загадочность манящая -
Быть такой – неторопливой и стремительной,
Каждый день менять наряды откровенные,
Быть то рыжей, то шатенкой ослепительной,
То уверенной в себе, то неуверенной…

Так и женская натура нелогичная
С переменчивым, как осень, настроением,
Подавай ей кавалера необычного,
Чтобы нравился до головокружения.

Чтоб как Трубадур из музыкантов бременских
Серенады ей ночами пел под окнами,
Чтоб работал где-нибудь в конгрессе йеменском,
И от зависти соседки все подохли бы.
Чтобы дни соединяя мягкой линией,
Встречи отмечать в календаре кружочками,
Ну и в день рожденья - непременно лилии,
В общем, чтоб любил со всеми заморочками.

Только осени не ждут в далеком Йемене,
Там погода, как и жизнь – другая, странная,
Там осеннего, по сути, нету времени -
И далась мне эта рифма иностранная.

Так живем, тайком в несовпаденьях путаясь,
Межсезонья принимая за спасение,
От отчаянья тесней друг в друга кутаясь,
Но боясь признать, что нету совпадения,
Прирастаем к обстоятельствам привычками,
Примеряя на себя непримиримое.
И смущенно прячем правду за кавычками,
Так боясь остаться частью от делимого.

Не ко всем любовь попросится в попутчицы,
Но какого бы ты ни был роду-племени
К одиночеству привыкнуть не получится
Ни в России, ни в далеком, жарком Йемене.
___

Ей рассудка бы чуть-чуть в нарядном августе,
Равновесия в душе и хладнокровия,
А ему – чуть-чуть романтики и храбрости –
Эпилог, возможно, стал бы предисловием…

Будьте добры, передайте пятак на билет.
Будьте добры, как пройти через эти дворы?
Будьте добра, не гасите, пожалуйста, свет,
Будьте добры, не гасите, пожалуйста, свет.
Ну что же вы, право, ах, Господи, будьте добры!

Будьте добры, чтобы вы на добро не скудели.
Будьте добры к безмятежным глазам детворы.
К первым снежинкам и к первым капелям апреля,
К первым снежинкам и к первым капелям апреля,
К памяти сердца, ах, Господи, будьте добры!

Горе пускай не пройдет через ваши дворы,
Чаще целуйте вы нежные матери руки.
В ваших домах пусть не будет не ссор, ни разлуки,
В ваших домах пусть не будет ни ссор, ни разлуки.
Простите, вернитесь, ах, Господи, будьте добры!

Пусть на полях не завьюжат военные вьюги.
В бывших траншеях мальчишки разводят костры.
Будьте добры, берегите от смерти друг друга,
Будьте добры, берегите от смерти друг друга!
Очень прошу вас, ах, Господи, будьте добры.
Очень прошу вас, будьте добры.
Очень прошу.

Равнодушие твое

Стихи и музыка Валерий Гильфанов

Заскрипела на ветру старая калитка,
Где-то в серых облаках затаилась грусть,
Равнодушие твое шито белой ниткой,
Я ответ в твоих глазах знаю наизусть

В небе первая звезда засветилась ярко,
А другая в стороне пронеслась стрелой,
Не успел я загадать, и совсем не жалко,
Что желание она унесла с собой

Мы знакомы так давно, что не счесть ошибок,
Кто-то скажет, что сюжет снова про любовь,
Жизни нашей полотно, соткано из ниток,
Ты узор в моей душе вышиваешь вновь

В чистом поле два цветка сорваны беспечно,
Вижу искорку в глазах, в синей глубине,
Завязались в узелок две судьбы навечно,
Если не на небесах, точно на земле

Солнце тени тополей тянет от заката,
Потемнели от листвы старые сады,
И летит, как в феврале, белый пух куда-то
Унося мои мечты в лето до поры

Заскрипела на ветру старая калитка,
Где-то в серых облаках затаилась грусть,
Равнодушие твое шито белой ниткой,
Я ответ в твоих глазах знаю наизусть

Деревянная доска, линии и клетки
Черно-белые войска, словно статуэтки
Пешки, ферзи, короли, конница, пехота
Бей, руби, ходи, коли до седьмого пота

Жизнь коварна и хитра, древняя наука
Поле брани, не игра, вот какая штука,
Коль с победою готов, выйти из дуэли,
Восемь пядей пять ходов доведут до цели

Тает время на часах, ёжится в цейтноте
У Фемиды на весах перевес в почете
Есть в запасе ход конем, две слоновьи силы,
Пешки перед королем, ничего, что хилым

А король хоть и слабак, жертвует без счета
Повелось издревле так, он король и все тут,
И покуда все не зря, даже авантюра,
От ладьи и до ферзя падают фигуры

Скачет конь без седока, вырвался из клетки,
Мы во власти игрока все марионетки,
Здесь надеяться нельзя на авось и спешку,
Превращается в ферзя маленькая пешка

А победа одному только улыбнется
Жалко только не тому, кто до крови бьется
Не тому, кто на века лег на амбразуры,
А тому, кто свысока двигает фигуры…

По тропинкам и проспектам,
по клочку с названьем “суша”
ходят странные субъекты -
неприкаянные души.
За пределом пониманья -
будто родом “не отсюда” -
ходят души ожидая
предначертанное чудо.

Без меня меня винили.
Без меня меня меняли.
Без меня меня казнили,
языками распинали.
Утоляли беспокойство -
и, наверно, полегчало!
Уверяли: ”Ты не бойся,
если что начнём с начала”.

Будет дождь. ветра и солнце,
будут разные погоды.
Утешение найдётся
для любого у природы.
Только люди - не природа,
бесполезно “брать на жалость”.
Эта царская порода
в адских кущах растерялась.

Дни и ночи замелькают
чередою ярких вспышек.
У тебя судьба такая –
у тебя всего излишек.
Всё, что будет – неслучайно.
(Тише, ради бога тише!)
Я тебе открою тайну.
Если ты готов – услышишь!

В пыли лежала пуговка, поблёскивала матово.
Четыре круглых дырочки. Печальный серый цвет.
И воробей взъерошенный скакал, круги наматывал.
На пуговку пропащую желающего нет.

А может, эта пуговка жила на кукле тряпочной;
блестел у куклы тряпочной весёлый серый глаз.
Они расстались вследствие истории загадочной.
И друг от друга, бедные, оторваны сейчас!

Денёк чудесный солнечный звенел ручьями вешними.
Стоптали ноги в поисках подружки и родня.
А здесь моргала пуговичка дырочками верхними
и в такт сопела жалостливо нижними двумя.

Не бросьте сиротинушку на тротуарной плиточке!
Вот вы возьмите, дедушка с авоською в руке!
Глаза прикроет пуговка ресницами из ниточки
и будет спать-посапывать у вас на пиджаке.

Утопают мои дни в суете.
Перебежками недельный виток.
Время точно что круги на воде:
Не посадишь ни в мешок, ни в садок.
Только что звенел капелью апрель,
И фонил полухмельной рок-н-ролл,
А теперь заводит фугу метель,
И всё чаще на столе корвалол.

А как хочется взглянуть за окно,
Где прищуром золотистым рассвет
Заглянул в речную гладь, как в трюмо,
И, конечно, думает – вечен свет.
А ему-то что – хоть май, хоть февраль,
Лишь поймать бы поутру счастья миг.
А я старшенькой читаю мораль
Да у младшей проверяю дневник.

Утопают мои дни в суете.
Перебежками недельный виток.
Время точно что круги на воде:
Не посадишь ни в мешок, ни в садок.
А на небе снова клин журавлей
Тонкой галочкой – куда-то на юг,
И сползает желтизна с тополей,
Но, как прежде, у окна я стою.

Ты не ревнуй меня к словам,
К магическим "тогда" и "там",
Которых не застала.
Ложится в строфы хорошо
Лишь то, что навсегда прошло -
Прошло и словом стало.

Какой внутриутробный срок
У тех или у этих строк,
Родители не знают.
Слова, которые болят,
Поставить точку не велят
И в строчку не влезают.

Прости меня, что я молчу:
Я просто слышать ночь хочу
Сквозь толщину бетона.
Я не отсутствую, я весь
Впервые без остатка здесь,
Впервые в жизни дома.

Прости меня, я просто так,
Я просто слушаю собак
Бездомных полунощных;
Я просто слушаю прибой,
Шумящий вокруг нас с тобой
В кварталах крупноблочных.

А мне достался ангел пожилой.
А мне достался ангел обветшалый.
В окно моё вечернею порой
Стучится он, как путник запоздалый –
И я, признаться, сам уже привык
Смотреть в часы закатного бессилья,
Как пьёт свой чай седеющий старик,
Сложив в углу потрёпанные крылья.

Мы вместе смотрим выпуск новостей.
Мы чувствуем, как осень наступает.
Наш зыбкий мир ребяческих страстей
В глазах его небесных утопает.
Возможно, он устал на нас смотреть.
На солнце его крылья обгорают.
Возможно, он хотел бы умереть,
Но ангелы, увы, не умирают.

И терпит всё мой ангел пожилой,
Порхая надо мною светлой тенью.
Шуршат столетья за его спиной,
Завидуя его долготерпенью.
Быть лёгким – нелегко в наш грузный век –
Шутя овладевая высотою…
И дьявола змеиный интеллект
Теряется пред нашей простотою…

В этом городе… без имени… без времени…
без запаха… без голоса…
без прелести…
в этой чёрно-белости
я вижу лишь одно
цветное пятно –
тебя… тебя… тебя… -

Как ты проходишь стороной
как пароходик чужой,
всё не причаливаешь,
всё чудишь,
но я не отчаиваюсь –
я знаю,
когда ты загудишь, загудишь, загудишь…

Загудишь всеми трубами,
Запоёшь всею палубой,
Капитулируя парусами грубыми
И гудками повышенной жалобы.

Ты найдёшь в темноте дебаркадер мой,
Ты прикрепишься всеми швартовами,
Ты прошепчешь «ну, здравствуй, мой герой! –
Спасибо тебе, что ждал меня… что нашёл меня

в этом городе… без имени… без времени…
без запаха… без голоса…
без прелести…
в этой чёрно-белости
я видел лишь одно
цветное пятно –
тебя… тебя… тебя… -

и навек жёсткой ниткою связаны,
поплывём мы по Волге по Каспию
да по морю по самому Красному,
каждый день открывая по-разному

и не будет ни шторма, ни облачка,
только счастья открытая форточка,
да любви удивлённая мордочка
и вдали зелёная… звёздочка…

В этом городе… без имени… без времени…
без запаха… без голоса…
без прелести…
в этой чёрно-белости
я вижу лишь одно
цветное пятно –
тебя… тебя… тебя…

ПЕСЕНКА О СЕМЕЙНОМ ОДИНОЧЕСТВЕ

В квадрате маленьком окна
Мерцала лампочка одна.
И было мне чертовски жаль
Её поблёкшую спираль –
Она уже почти что не видна…

В квадрате маленьком окна
И я - один, и ты – одна…
Хоть мы глядим в одно окно,
Но разлучает нас давно,
За окнами абстрактное кино…

В квадрате маленьком окна
Висит такая тишина.
И в этой мёртвой тишине
Вся жизнь мучительней вдвойне,
Расколотая жизнь наедине…

Квадрат сжимает нас стократ –
Квадрат в любви, в душе квадрат.
И остаётся нам одно –
Разбить проклятое окно
И вырваться на волю наугад…

Никита Дорофеев Она поет

По морю краха и песка, Любви и Гнева
Веди, веди меня, дитя, туда, где небо.
Но только заметай следы, ведь у беды повадки рысьи.
Веди меня, мой поводырь, к началу жизни.

Здесь жизни нет, здесь все с нуля, с угля и пепла.
Здесь обрывается земля в угар и пекло.
И мне, слепцу, она страшна, но ты, во имя нашей тайны,
Ты доберешься, ты должна, пообещай мне.

Лети, лети, как можно легче, слышишь,
Как можно тише, как можно выше,
Я твоего полета не нарушу,
Я буду слушать, как ты поешь.

Как плотоядна тишина прохладной ночи,
Она выслеживает нас поодиночке.
Не вечны здесь ни гладь, ни твердь, и время ничего не значит.
Дитя, здесь смертна даже смерть, а я тем паче.

Прощай, птенец, забудь меня и путь обратно,
Лети, земля уже бледна и безвозвратна.
И безымянная звезда на дне холодной стратосферы
Восходит так же, как тогда, до нашей эры.

Лети, лети, душа, еще не поздно,
Еще дорога светла и звёздна
И от восторга сдавливает сердце,
Восходит солнце, она поет.

Андрей Дементьев

Ты вернулась через много лет.
Ты пришла из дней полузабытых,
Молчаливо наложив запрет
На мои вопросы и обиды.
Мы с тобой расстались в жизни той,
Где цветы и звёзды не погасли,
– Cколько лет, а ты все молодой!
– Сколько лет, а ты еще прекрасней!
Мы с тобой друг другу честно лжём,
Потому что рады этой встрече,
Потому что долго на земле живем,
Знаем, как важны порою речи.
Потому что ни обид, ни бед,
Никогда не вспоминает юность.
Потому что через столько лет
Ты ко мне из прошлого вернулась.

ст.Лев Озеров

У старика гипертония,
А у старухи диабет.
Супруги встретились впервые
Тому назад полсотни лет.

На подоконник клал записки
Студентик - не было скромней,
И все соседские модистки
Завидовали молча ей.

Он рано отпустил бородку,
Пенсне держалось на шнурке.
Влюблённые садились в лодку
И долго плыли по реке.

И жизнь прошла, как лодка эта
Под беспокойный шорох вод,
В мельканье тени, в блесках света -
За годом год, за годом год.

Шесть дней труда и день досуга.
Вдвоём - всегда, до гроба впредь.
Им, видно, потерять друг друга
Ещё страшней, чем умереть.

И мне мила их нераздельность -
Она возникла так давно!
И эта цепкость, эта цельность
Двоих, живущих, как одно.

О женщине Грузии дальней
Поведал мне мудрый поэт,
О песне простой и печальной,
Которой печальнее нет.
Я думал, поэт воспевает,
Живя от столицы вдали.
Но женщин таких не бывает
У этой холодной земли.

Откуда походка газели,
И что это значит - газель?
Друзья на девчонок глазели,
И я вместе с ними глазел.
Что только природа не знает,
Чего только в ней не нашли,
Но женщин таких не бывает
У этой холодной земли.

Откроешь другого поэта -
Там тоже грузинка-княжна,
Вдали от столичного света
Как ангел, верна и нежна.
Поэт от меня не скрывает,
Что раньше поэты могли.
Но женщин таких не бывает
У этой холодной земли.

Я был у предгорий Кавказа,
Гулял по проспектам Москвы,
И все же не видел ни разу
Другую, такую как вы..
Сидите со мною, живая,
И глупая мысль пронеслась:
Ведь женщин таких не бывает...
Откуда же эта взялась?

И ожидание неспроста,
Едва ли просто ожидание.
Мне, не имеющей хвоста,
Не замести следов отчаяния.
Меж нами выставлен пробел,
Не сократить ни сантиметра.
Пока сильны сомненья ветра,
Не состоится близость тел.

И расставанье не в упрек,
Что проку в нашем расставании,
Губам, целующим висок,
Не сохранить сомненья в тайне.
Не сват, не брат, не сын, не муж,
Ни слова правды между делом.
Пока не распростишься с телом,
Не состоится близость душ.

Пока у млечного моста
Земля качается печально,
И ожидание неспроста,
И расставание неслучайно.
Между землей и небом снег,
Меж нами снег сплошным пробелом,
Пока я здесь душой и телом,
Ты будешь мне дороже всех.

Мандариновым деревцем стать:
С лепестков у тишайших оград
Лить в сверкающий лист аромат.
Мандариновым деревцем стать...

Мандариновым деревцем стать:
Лепестки возле роз обронить,
Аромат же в себе утаить...
Мандариновым деревцем стать.

Мандариновым деревцем стать:
Вечно быть молодым, молодым,
Похваляться плодом золотым!
Мандариновым деревцем стать.

Умереть человеком – потом
Мандариновым деревцем стать...

Птичка песенку пропела,
В небо синее взлетела –
И растаяла вдали.
Но осталась песня эта
Сгустком солнечного света
Над поверхностью земли:

Вот он катится по дюнам,
Будто по волшебным струнам
По волнам морским плывёт,
Вот над полем и над лугом
Он летит в прыжке упругом, –
А под ним трава поёт...

Сгусток солнечного света –
Точно малая планета
Над планетою большой.
Всё, чего он ни коснётся –
Тут же песней отзовётся,
Завибрирует душой!

Видно, птичка эта знала,
Как для счастья нужно мало
Человеческой душе...
Нот высоких не жалела.
Где та птичка? Улетела...
Не вернуть её уже.

Мы – дети детей Победы,
Родившихся в сорок пятом
В стране, что стояла гордо
На твёрдых своих ногах.
Военной поры приметы,
Привычные тем ребятам,
Ложатся на гриф аккордом
И в наших звучат стихах.

Тетрадный листочек, пропись,
В засохших чернилах вставка
И карточки отменённой
Квадратик, что хлебом стал,
И стрелянной гильзы окись
Под вспоротым брюхом танка,
И запах травы зелёной,
Пробившейся сквозь металл.

Мы – дети военных фильмов
И книг о пиратских кладах.
В индейской раскраске лица
Ватаги на пустыре,
С наборною ручкой финка
И старый генсек в наградах –
Всё это одна страница
В потрёпанном букваре.

Мы – дети детей Победы.
Мы кисточкой осторожно
Снимаем наветы с круга
Наивных времён, когда
И радости все, и беды
Делились, - и было можно
Рассчитывать друг на друга,
А прочее – ерунда!

Эту песенку я не выдумывал.
Я подслушал её — на беду мою
В шуме сада зелёного,
В гуле моря солёного,
В перезвоне колосьев,
В перестуке колёсном,
В дуновенье ветров,
В шелестенье дубов.

Эту песенку я не выдумывал.
Подстерёг я её — на беду мою
В подрастающей озими,
В нарастающей осени,
На тернистых дорогах,
На кремнистых отрогах,
На покосных лугах,
На крутых берегах.

Эту песенку я без чернил.
Без бумаги вчера сочинил.
Я не строчку искал — тебя,
Я побрёл за тобой, любя.
И на этом верном пути
Песню я не мог не найти.

1952

ХХХ
Эмиграция- скоро осень
Птицы срочно летят на юг
Просто в этой стране им очень
Зябко и неуютно
Восемь
длинных месяцев
Ливень в косы
Заплетает тепла уют.

В ночь из города птичья стая
Вылетает в края мои
И стучат одинокие ставни
В тех домах ,что они оставили
Ты не думай ,что их заставили-
Эмигрируют по любви.

Эмиграция -я не птица,
Но из осени я вольна
Улететь хоть в Москву ,хоть Ниццу
Отчего же ночами снится
Город ,где довелось родиться-
Этот город -моя страна.

Буду жить на чужих просторах
Загорать у чужих морей
И пойму может быть не скоро
Через год ,а быть может сорок
Эмиграция-это обморок,
Это морок души моей.
Припев:
Птица журавель,птица аист
мы с тобой когда-то встречались,
а теперь перелетною стаей
ты возвращаешься ,а я улетаю.

Птица журавель,птица аист
мы с тобой когда-то встречались,
а теперь перелетною птицей
я улетаю,чтобы вновь возвратиться.

Природа дарит аномалии,
Погода балует дождем.
А мы твердим, что все нормально, но
Уже нормального не ждем.
И с каждым годом ближе к старости,
И с каждым часом меньше дня.
Синдром хронической усталости
Терроризирует меня.

Друзья куда-то разъезжаются,
А прочих меньше с каждым днем.
Все реже говорим «пожалуйста»,
Все чаще говорим "потом".
Тепло в душе моей осталось ли?
И я панически боюсь,
Что вдруг добавится к усталости
Еще хроническая грусть.

Но есть пока одно спасение,
Но есть волшебные слова,
Что завтра будет воскресение
И можно рано не вставать.
Я буду есть варенье ложечкой,
Я буду пялиться в TV.
И ты подаришь мне немножечко
Твоей хронической любви.

СОН.

Зачем ты снишься, муж чужой,
Но близкий и родной по сути.
Я на асфальте нарисую
Несуществующий наш дом.
И представляю, что живем
Как все - любя и обижая.
Мою наивность осуждая
Рисунок тает под дождем.

Зачем ты снишься, муж чужой,
Тоскою счастья и печали.
Ветра разлуки нас венчали
Скупой рифмованной строкой.
Быть может мой удел таков:
Витая призраком иллюзий
Однажды больно приземлюсь я
На крышу собственных грехов.

Зачем ты снишься, муж чужой,
Рассветом медленно терзая.
Я из объятий ускользаю
Не в срок разбуженной душой.
И кто теперь поверит мне,
Что я обижена судьбою.
Ведь мы делили мир с тобою,
Пусть ненадолго, пусть во сне.

А за окном колокола
Напоминают о высоком.
Такой любимый и далекий
Ты превращаешься в слова.
Зачем ты снился, муж чужой,
Моим останется секретом.
Мы разминулись в мире этом,
Так, значит, встретимся в другом!

Что есть у меня? Пыль дорог.
Случайных тропинок сплетенье,
Рюкзак непосильных тревог,
Две сумки забот и сомнений.
Кулечек житейских удач,
Да кружка печали без донца,
Тому, кто воистину зряч-
Очки от людей и от солнца.
В кармане – надежд медяки.
В страницах – забытые даты.
В ладонях – пожатие руки
Друзей, уходивших когда-то.
За радостью - боли потерь.
За пазухой – сердцебиение,
За мною – закрытая дверь.
За музыкой – стихотворение.
Что есть у меня – то мое.
Взрастаю из почвы былого.
И все восхожу в бытие,
Вначале которого – Слово

Шаг.
Слова и музыка О.Наумова

От любви до ненависти один только шаг,
От молитв до ереси, от объятий до драк.
И от покаянья и прощенья вины
Шаг до состоянья беспощадной войны.

Шаг-и мы в плену у химер,
Шаг-и разделяет барьер.
Враг вчерашний лучший твой друг.
Шаг в порочный замкнутый круг.

Шаг- и расставляем на любимых кресты,
Шаг- и поджигаем за собою мосты
И шагаем слепо, не пытаясь простить,
Как это нелепо -идти к ненависти,но...

Шаг- и в гневе сжались уста,
Шаг- и вот распяли Христа.
Мрак и злоба в душах царит,
Шаг- и вдруг не стало любви.

От любви до ненависти...Почему же от?
Сделай шаг, для верности, наоборот.
Пусть к любви длиннее и трудней пути,
Ну,давай смелее от ненависти

Шаг! Побег из плена химер,
Шаг- и за спиною барьер.
Враг не страшен- рядом твой друг,
Шаг- разорван замкнутый круг!

Шаг- и улыбнулись уста,
Шаг- и воскресили Христа!
Мрак растаял в свете зари,
Шаг навстречу вечной любви!

От любви до ненависти,
От любви до ненависти,
От любви до ненависти один шаг,
От любви до ненависти,
От любви до ненависти,
Всё должно быть не так!

1990г.